Форум » Библиотека » Coquelicot » Ответить
Coquelicot
Ежик в тумане: 1. Возвращайся (R) 2. Асфальт (R) 3. Деревянные лошадки
Ответов - 35, стр:
1 2 3 All
Coquelicot: Я торжественно клянусь, что это - последняя неинформативная часть. - Поясни мне. - Васнецова, что именно ты хочешь услышать после того, что видела собственными глазами? - Я хочу услышать правду, ясную и чёткую! – рявкнула Женька и сунула под нос Денису маленький, но крепкий девичий кулачок. Воронцов скорчил рожу, обеспокоенно оглянулся на Пуговку, которая карабкалась по неработающему аттракциону «Ромашка», и вздохнул: - Я же говорил тебе, Женька, что жить мне не так уж и просто… вот это правда и есть. И то ли от тона, то ли от этого тихого и простого «Женька» девушке стало почему-то очень грустно. Она покачалась на пятках и нерешительно двинулась вперёд по скрипучим рассохшимся доскам, из которых был сколочен настил «парка». - И давно ты тут… сторожишь? - Да как его открыли, так и сторожу. Тут ещё Леонидыч работает, ну, Андрей Леонидович, но он пьёт просто жутко, - и на фига я ей всё это выкладываю, пронеслось в голове у Воронцова, но молчать он уже не мог: слишком ярко и пронзительно блестели серые глаза напарницы, совсем как морские волны, - Начальству всё равно, замок бы висел и хулиганы бы не шастали, но Леонидычу плохо становится, он и уходит домой, отлёживаться. А мне его жалко, он мужик хороший, если сменщика не поставил бы – уволили, а на что ему жить, одинокому дядьке? Я и пошёл сюда работать, лишние деньги всё-таки, опять же – человеку помогаю. Много людей встречала за свою жизнь Женя Васнецова, и хороших, и плохих; но с таким парнем, который может тратить свои силы и своё здоровье на то, чтобы помочь пьянице охранять никому не нужный парк аттракционов, она знакома не была ни разу. - Значит, когда ты не приходишь… - Ну да, я тут сижу. Леонидыч сейчас совсем заболел, хочет в больницу ложиться, а туда лекарства нужны. Знаешь, какие сейчас лекарства дорогие? Леонидычу ни в коем случае сейчас нельзя работу терять. В голове не укладывается, подумала Женька… просто не укладывается. Это не Воронцов. Её напарник – самоуверенный и нахальный тип, каким-то неведомым обаянием умеющий очаровывать девушек даже через микрофон радиостанции, а сейчас она идёт по набережной вместе с очень грустным молодым человеком, которому ещё и двадцати не исполнилось, а жизнь натолкала в него мудрости уже лет на сорок. Причём не спрашивая, нужна ли была ему та мудрость. - Женька, ты чего скисла? – искренне изумился Денис и почему-то сразу стал похож на прежнего ди-джея Воронцова. – Пожалела меня, что ли? Не вздумай. - Больно надо было мне тебя жалеть! – вскинулась Васнецова, чувствуя, как предательски краснеет. Воронцов пожал плечами и вдруг улыбнулся: - Хочешь, я вас с сестрой на лошадках покатаю? - На каких лошадках?! – в свою очередь удивилась Женя. – Тут же аттракционы! Или ты ещё и конюхом служишь? - Ну, можно и так сказать, - фыркнул в ответ Воронцов, - Давай, зови свою сестрёнку, сейчас я вас отведу в нашу конюшню. Наши лошади – самые лучшие лошади в мире, не лягаются, не брыкаются, ведут себя исключительно порядочно. …странная это была прогулка. Женька плотнее куталась в хлопковый шарф, оглядывая отключённые от питания качели и американские горки, кажущиеся теперь такими грустными и забытыми. Небо немного посветлело и теперь отливало жемчужно-белым, искорками отражаясь в притихшей морской глади. Доски настила тоненько скрипели под подошвами кроссовок, где-то за ограждением недовольно крякали чайки, обижаясь на людей, которые не принесли им ничего вкусного. А у самого-самого берега, на краю настила, означающего заканчивающуюся территорию парка развлечений, стояла большая красная карусель. - Чур, я на белую лошадку! – взвизгнула от восторга Пуговка и помчалась вперёд, чтобы поскорее залезть на деревянную фигуру. Женя в нерешительности остановилась, оглядывая карусель. Та была очень красивой, яркой, словно единственное живое и весёлое существо в этом уснувшем уголке города. Выключенные огоньки по бортам всё равно сияли на солнце и подмигивали Васнецовой: ну, иди же! И ласково, совсем как настоящие животные, смотрели на девушку нарисованные глаза разноцветных деревянных лошадок. - Женька! – окликнул напарницу Денис, доставая из кармана огромную связку ключей и подсоединяя пульт питания карусели к источнику энергии. - Да? - Только ты лучше не распространяйся об этом… ну, что я мотор тут включал, ладно? - Хорошо, - улыбнулась Васнецова, сделала ещё пару шагов и ухватилась за шест уже пришедшей в движение карусели. И почувствовала, как её второй руки коснулась горячая ладонь. - Что ещё, Воронцов? Денис ловким движением запрыгнул на площадку карусели и помог залезть девушке. - Пойдём к Месяцу. - Куда?! - Вон… - парень указал рукой на фигуру лошади, выкрашенную роскошной чёрной краской. Грива и хвост коня, связанные из шёлковой пряжи, тихонько развевались на прохладном ветру. - Это Месяц. Ну… я его так назвал. Мой любимый конь тут… пойдём, мне кажется, тебе понравится на нём кататься.
Coquelicot: Октябрь разменял тридцать один пасмурный день на удивительно свежий и солнечный ноябрь. Таганрог окончательно стёр со своих тёплых ладошек яркие краски, как следует умылся ледяными морскими волнами и будто сообщил людям: хоть я и южный город, но у меня тоже скоро наступит зима. Я готов. Не готовым к зиме оказался Денис Воронцов, впрочем, как он рассказывал Женьке, к южной зиме уральскому парню вообще очень трудно подготовиться. - Нас не удивляет снег даже в сентябре, а тут только-только последние листья с клёнов облетели… Я когда первый год здесь жил, вообще не мог понять, как это возможно: встречать новогодние праздники без снега… и без ёлки… - Почему без ёлки? - Васнецова, ты тут с рождения живёшь, много ты на побережье Азовского моря хвойных лесов встречала? От ветра скрипели доски настила и тихонько звенели тонкие цепочки, служившие ограждением ко входу на каждый аттракцион. Воронцов и Васнецова сидели прямо на полу, прислонившись спинами к деревянным ногам чёрного коня Месяца, который укрывал их от шедшего с моря холодного воздуха. Женька принесла с собой термос с горячим чаем и бутерброды и теперь с усмешкой наблюдала, как Денис обедает, стараясь не слишком торопливо жевать. - Опять не ел? - Почему, я ел. Лапшу заваривал. От неё, правда, уже живот сводит… а тут бутерброды! С ветчиной! Ты, Женька, человечище! – Воронцов от души потряс руку напарницы, потом спохватился и протянул девушке салфетку, - Извини. Иногда Жене начинало казаться, что у её напарника в самом деле не всё в порядке с головой и периодически происходит раздвоение личности. Потому что на радио, откуда Денис упорно не увольнялся (хотя, к его совести сказать, и появляться он в студии стал не в пример чаще), это был ехидный парень с острым языком, способный ляпнуть в прямом эфире такое, отчего Женька, Жора и Сан Саныч за голову хватались. Если бы не высоченные рейтинги, то шеф бы уже давно принял меры… ну, во всяком случае, он то и дело грозился так сделать. Но слушатели любили Воронцова, телефон студии разрывался от звонков, и даже Васнецова, которой палец в рот не клади, прекрасно понимала: ей до такого профессионализма ещё плыть и плыть. Денис будто родился для общения с людьми, страшно подумать, как он долгое время сидел один-одинёшенек в своей квартире или в сторожке у аттракционов. Разговоры ему были необходимы, как воздух, вода и музыка. Музыка всегда стояла особняком. Женька сама с удовольствием слушала отечественный рок, с плеером практически не расставалась, но меломанкой она бы себя никогда не назвала. Хотя… Воронцова тоже. Он не был меломаном, он просто дышал музыкой. Дома у него была гитара, в студии – наушники и огромная коллекция самых разнообразных мелодий, а в сторожке – разваливающаяся электрическая розетка и старенький CD-проигрыватель, который не замолкал даже ночью. Денис включал для Женьки диск за диском и беспрестанно рассказывал, как была написана та или иная композиция, как создавались различные музыкальные группы и как здорово, что вот именно для этой песни была создана кавер-версия, потому что в оригинале уж очень жёстко били басы. Васнецова даже не представляла, что будет вслушиваться в звучание каждой песни и разбирать по составу мелодию: это акустика… а это клавиши… а ударные слишком резкие… - Объясни, откуда ты всё знаешь о музыке! – потребовала как-то Женя. – Ты же говорил, что в музыкалке не занимался! - Делать мне было нечего… я сам. На гитаре играть приятели со двора научили, немного отец… вообще он мне и рассказывал всякое, он очень умный у меня был. Всё на свете знал. И о музыке тоже. Говорил, что меня большое будущее ждёт, - усмехнулся Денис, и Женьке почудилось в этой усмешке что-то горькое. - Музыкальное? - Ну да, так или иначе, связанное с рок-музыкой. Я уже лет пять назад решил, что поеду в Москву, выучусь там на какого-нибудь специалиста по связям с общественностью и буду устраивать рок-концерты самых-самых лучших музыкантов. Со всего света буду группы звать, и никто мне не сможет отказать. - Мечтать не вредно… - Вредно не мечтать! – кивнул Воронцов и почему-то глубоко задумался. А Женька, поплотнее укутавшись в шарф, подумала о том, что некоторым мечтам полезно не сбываться. Вот уехал бы этот странный парень в Москву, такую далёкую, почти через пол-России… и как бы она смогла с ним работать и каждый день ругаться-мириться? Скучно бы жилось… Совсем по-другому. - Хорошо, что ты… - неожиданно для себя вдруг произнесла девушка, но Воронцов перебил её: - Ничего, скоплю ещё немного денег, бабушкину квартиру продам и уеду. Уже решил. Память – оно хорошо, конечно, но в Таганроге у меня никакой перспективы нет, а учиться надо. Исполнить папину мечту. Ещё пара месяцев, и… а ты чего говорить-то начала, Жень? Извини, перебил тебя… Невысказанные слова вдруг встали в горле колючим комком, будто Женька проглотила сухоцвет чертополоха. Пара месяцев… Отчего-то вдруг стало очень больно глазам, а щекам горячо, несмотря на холодный ветер с берега.
Coquelicot: Не удивляйтесь, это правда я. Начиная этот фик, я даже подумать не могла, что продолжать (и заканчивать, надеюсь) я буду его в Одессе, после того, как Ёжик на протяжении трёх дней старательно выносил мне этим фиком мозг (но сегодня всё равно пытался меня зачем-то утопить О_о). Я уже не очень здорово соображаю, так что во всём нижеизложенном бреде прошу винить адски горящие плечи и завывания горлицы за окном. Шорох листьев в ночной тишине Врезается в чёрную глушь. И ты, человек мой, идёшь по земле, Меняя всё то, что было вокруг… (Светлана Сурганова «Мой маленький рыжий») Таганрог – город провинциальный и сонный, оживающий только во время туристического сезона. И жители Таганрога привыкли никогда никуда не спешить и жить так, как живётся… ну правда, а что может произойти? Кажется, что море укроет от всех бед, так часто случающихся в последнее время в мире. Впервые за всю свою жизнь третьей из сестёр Васнецовых было так неуютно и холодно в родном городе. Как можно спокойно наблюдать за скорым приближением Нового года, если знаешь, что после праздника всё изменится? Какой же это тогда праздник, если в подарок он готовит… одиночество? Сколько Женька себя помнит, её всегда окружали люди. Родители, бабушка, сёстры… друзья семьи и семьи этих друзей… одноклассники и учителя… тренер и ребята из спортивной секции… Начальник на работе и коллеги… Никогда, кажется, ни одного дня Женя Васнецова не сидела одна-одинёшенька. Она, как ей казалось, и не знала даже, как это… а теперь узнавать не хотелось совершенно, потому что где-то внутри, между рёбер, уже вспыхнуло и начало торопливо разгораться какое-то новое чувство. Похожее на то, когда впервые после морозной зимы и солнечного, но прохладного лета впервые входишь в море и вздрагиваешь от ласковой свежести мутноватых волн. Воронцов не был похож на море. Он не был похож на солоноватый ветер, он будто вообще приехал в Таганрог с другого конца света, чтобы спастись от чего-то очень плохого… и кто же мог предугадать, что однажды ему захочется вернуться? - Ты же не хотел возвращаться, то есть… ты же сам говорил! – вырвалось как-то у Женьки, и ей самой стало дико противно от той звонкой обиды, прозвучавшей вдруг в голосе. - Я не собираюсь возвращаться в Уфу. Я туда даже не заеду. Сразу махну в Москву, узнаю, как там и что… не совсем же я дебил, чтобы не поступить в какой-нибудь институт. Дебил, и ещё какой дебил, чуть не сорвалась девушка. Только какой теперь смысл сердиться… да и надоело уже, на Воронцова она сердилась с первого дня его появления на радио. Сердилась за дело, конечно, но любое дело имеет свойство заканчиваться… значит, и эмоции ради разнообразия можно сменить. Например, по уши влюбиться. Машка влюблялась каждую неделю. Дашка говорила, что на данном этапе жизни её любовь абсолютно не интересует. У Галины Сергеевны был её Полежайкин, и если бы кто-то Женьке ещё полгода назад сказал, что она в чём-то будет брать пример с младшей сестры, то она бы расхохоталась этому человеку в лицо. Денис изменился. И изменил Женьку, может быть, он и не хотел этого, но её едва ли не убивала серьёзность в глубине его карих глаз, а его дурацкие карусели… сейчас Васнецова практически ненавидела этих разноцветных лошадок, которых Денис каждое утро тщательно отчищал от налетевшего за ночь жёсткого снега. Скрипели доски, шелестел в фанерных перегородках ветер, шуршала щётка, а Женька сидела боком на деревянной лошадке и пыталась понять, за что ей это наказание. Можно, конечно, уговорить его остаться. Придумать сто или тысячу аргументов против учёбы… в конце концов, разругаться с Воронцовым в пух и прах, сказав ему, что такого идиота ни в один колледж не возьмут. Но это будет грубо, некрасиво и очень подло по отношению к Денису. Он просто хочет исполнить мечту отца и свою мечту, благо, они совпадают… как можно помешать такому? Прийти и сказать: Воронцов, понимаешь, тут такое дело, в общем, я тебя, кажется, люблю, поэтому давай ты лучше никуда не поедешь и останешься в Таганроге? Абсурд. Вряд ли Денис будет сильно в восторге от внезапно нахлынувшего чувства своей не очень ласковой напарницы, и потом, что ему делать в этом Таганроге? Охранять парк аттракционов и завоёвывать сердца не особенно взрослых слушательниц их радиостанции? Офигеть перспективка, конечно… Воронцов познакомил Женьку с Андреем Леонидовичем, потрясающим добродушным алкашом, в перерыве между запоями или болезнями охраняющим карусели вместо Дениса. Леонидыч проникся к Васнецовой какой-то болезненно отеческой нежностью и обожал вести с ней беседы на умные темы. А однажды погладил девушку жёсткой ладонью по волосам и тихонько произнёс: - Денька – он парень вроде неглупый… только мыслит масштабно. Большими, так сказать, перспективами. Одним словом… журавлей над его головой – целая стая, а вот синичку, которая к нему на руку сесть хочет, он в упор не замечает. Женька тогда промолчала, а Денис потом долго пытался выспросить, почему Леонидыч теперь называет его напарницу не по имени, а исключительно Синичкой. Зима пришла в Таганрог быстро и тут же навела в городе свои порядки. Железные, надо сказать, порядки… и погода не радовала, и настроение, а в пятнадцатых числах декабря Воронцов принёс в студию небольшой плотный свёрток и протянул коллеге: - Женька, можешь до праздников у себя дома подержать? А то как-то стрёмно мне в квартире оставлять, меня и дома-то не бывает почти… - Что это? - Деньги, - Воронцов развернул бумагу и продемонстрировал Женьке не очень пухлую пачку пятисотрублёвых купюр, - Это мне на билеты и на проживание, на первое время… я ещё отложу, а эти пусть пока у тебя полежат, можно? Тем же вечером Васнецова пересчитала деньги в свёртке, полезла в Интернет и нашла примерную стоимость билетов на поезд от Таганрога до Москвы. И со всей силы долбанула кулаком в стену, содрав на пальцах кожу: денег более чем хватало. За неделю до Нового года Денис деньги забрал. За четыре дня до Нового года он позвонил и, сто раз извинившись, попросил у Васнецовой в долг тысячу рублей, обещая вернуть через месяц. - Я сделаю почтовый перевод и верну всё до копейки, Жень, честно. У Васнецовой на языке вертелось едкое «А давай ты останешься со мной, и тогда можешь ничего не возвращать!», но вслух она лишь пообещала принести деньги в парк. …на воротах по-прежнему висел замок, но Васнецова привычно пролезла между створками и стукнула в оконную раму сторожки. Никто не отозвался. Женька постучала сильнее: - Воронцов, ты там дрыхнешь, что ли? Ответом ей за забором шумно вздохнуло море. - Денис? Женька дёрнула дверь, и та послушно скрипнула, открывая взору тёмную комнатку со столиком и стулом. Денисова раскладушка стояла сложенная у стены, на столе не было клеёнки, исчез заварочный чайник, ситцевая занавеска с окошка и маленький плакат с Битлами со стены. На вбитом в стенку гвоздике не было ни одной куртки. - Денис… Чувствуя, как резко холодеют ноги и отчего-то – уши, девушка медленно вышла на улицу, аккуратно прикрыла дверь и пошла. Только теперь она заметила, как одиноко и тоскливо около этих неработающих аттракционов, из которых те, что поменьше, теперь были укрыты брезентовой тканью. - Ты, Васнецова, дебил… - произнесла Женька себе под нос, машинально свернула направо и подняла голову, больше всего на свете боясь увидеть вместо карусели с лошадками просто тёмный брезентовый чехол. И увидела Дениса. Он стоял возле карусели, облокотившись на заборчик, и смотрел на море. Кудрявые волосы казались наполовину седыми из-за мелкого крупитчатого снега. Воронцов услышал шаги, обернулся и заулыбался: - О, Васнецова, привет… Жень? Что с тобой? Впервые в жизни доски деревянного настила не скрипнули, когда по ним с бешеной скоростью пронеслась девушка. Женька цеплялась за воротник куртки Дениса и не могла почему-то произнести ни слова. Где-то на задворках сознания билась удивлённая мысль, что щёки у него ужасно холодные, а вот губы – горячие и сухие.
Coquelicot: Я обещала: если наш спектакль пройдёт удачно, если мы ничего не провалим и не сольём, я допишу "Лошадок" до конца этой недели. Спектакль прошёл на ура, у нас теперь есть настоящая труппа, а я до сих пор не могу поверить, что мой театральный дебют начинался с главной роли и завершился таким успехом. Поэтому обещание я выполняю. Не знаю, нужен ли ещё кому-нибудь тут этот фанфик, но... как выяснилось, он нужен мне. Чтобы не забывать. В гостиной сверкала разноцветными огоньками роскошная наряженная ёлка; на всю квартиру пахло мандаринами, восковыми свечами и отчего-то – снегом, хотя ель принесли с базара ещё два дня назад, и она уже успела оттаять и распушить свои мягкие изумрудные иголки. Сёстры шумели и смеялись, мама напоминала, что нужно не забыть принести с балкона шампанское и выключить духовку, иначе утка в ананасах превратится в угольки в ананасах… Телевизор уютно бубнил что-то предпраздничное, готовя эфир к такой долгожданной картинке чёрно-золотых часов на Спасской башне Московского Кремля. Старому году оставалось всего полчаса. На стене в комнате младших девочек тоже висели часы – не чёрные с золотыми стрелками, а обыкновенные пластмассовые, белые, с круглыми красными цифрами. Часы никогда не спешили и не отставали, поэтому сейчас Женя лежала на кровати и сверлила взглядом длинную тонкую стрелку, которая неторопливо переползла на цифру «7». Двадцать пять минут – и уйдёт декабрь. Уйдёт год. Уйдёт всё, что принёс этот год, что так бесцеремонно влезло в Женькину жизнь и позволило легко и почти безболезненно сойти с ума. Боли действительно не было. Она была тогда, три дня назад, когда Васнецова и Воронцов долго-долго целовались около карусели, а потом Денис вдруг отпрянул и с непередаваемой тоской заглянул Женьке в глаза. - Что… - Извинялся я за то, что называл тебя дурой… а не стоило бы. - Я… что? - Дура и есть, Жень. Хочешь – обижайся, пожалуйста, хотя… есть смысл обижаться на правду? И ты дура, и я дебил… Правы были мы с тобой в самый первый день, когда только познакомились. И – девушка не знала, от чего, то ли от этих странных и жёстких оскорблений, то ли от тихого «мы с тобой» - в душе вскипело что-то такое мутное, горячее и тяжёлое, что держаться просто не осталось сил. Женька закусила губу и всхлипнула, чувствуя, как слёзы моментально замерзают на щеках и больно стягивают обветренную кожу. Тут же на плечи легли тяжёлые ладони, прижали к куртке, а в макушку зашептали тоскливое и какое-то обречённое «Ну теперь-то что реветь, а? Сама виновата… и я виноват… какой смысл, Жень, что теперь-то изменится?». Не изменилось ничего. На следующий день Воронцов уехал. Его никто не провожал, во всяком случае, сам Денис так думал. Женя сидела в зале ожидания и смотрела на электронное табло, сообщающее о прибытии и отходе поездов дальнего следования. Когда ярко-зелёная строчка «Кисловодск – Таганрог – Москва» погасла, Васнецова потрясла головой, как собака, вылезшая из воды, и уехала домой. И твёрдо решила забыть. Она была уверена, что у неё получится, ведь перед глазами живой пример самой старшей сестры; Маша столько раз расставалась с парнями, за которых собиралась едва ли не замуж выходить… а ведь это гораздо серьёзнее, чем глупая первая влюблённость в самодовольного типа из Уфы, которому очень хотелось покорить целый мир. Вот пусть и покоряет мир, дебил. А её, Женьку, покорять не надо. Не его полёта птица. - Женька, Новый год наступает, пошли к столу! – заглянула в комнату Галина Сергеевна. Сестра молча повернулась на бок и поудобнее обняла любимый футбольный мяч. - Не хочется, Галь. Я полежу. Всех вас поздравляю и целую… увидимся в новом году! – попыталась пошутить она. Младшая сестра покачала головой и скрылась за дверью, разумно не задавая вопросов. Она мало знала о личной жизни Женьки, ещё меньше знала о Денисе, но недаром Галина Сергеевна была самой умной из пяти сестёр Васнецовых – она прекрасно понимала, что к чему. В далёкой-далёкой Москве медленно и торжественно запели куранты. Их гулкий звон моментально разнёсся по всей России, выливаясь из динамиков всех радиоприёмников и телевизоров. Женька слушала через стенку, как меняется время, и почему-то очень надеялась, что Воронцов сейчас стоит на Красной площади, смотрит на часы, где большая и маленькая стрелка встретились в последний раз в этом году, и загадывает желание. Хоть он в них и не особо верил. Женя тоже не верила, но она уже три дня как знала, что попросит для себя на Новый год: забыть прошлое и начать жить по-новому. - Пусть у него всё получится, - пробормотала Васнецова и зажмурилась. Таганрог от Москвы далеко, но мало ли… вдруг часы на Спасской башне её услышат. А для себя попросить она ещё успеет.
Coquelicot: Полностью сдержать клятву, увы, не получилось: всё воскресенье не было возможности добраться до Интернета. Ох уж эти выборы... Но вообще фик был дописан ещё на прошедшей неделе. Поэтому - спасибо вам. Что читали, что комментировали, что были рядом. Извините за этот полёт мыслей, явно мало кому понятный; я просто очень люблю тех Дениса и Женю, которые два года назад прочно поселились в моей голове... Искренне ваша, Coquelicot (она же Таня, она же Tanik, она же Сальери). PS: отдельное спасибо моей несравненной подруге Танечке за фото волшебно-красивого зимнего Парка Победы (г.Одесса) - мой главный источник вдохновения при написании финальной части фика. А на утро выпал снег. Настоящий, такой, какого на юге России мало кто ожидал. Густые тяжёлые хлопья падали, и падали, и падали, и превращали уютный серо-жёлтый Таганрог в какую-то незабываемо прекрасную снежную сказку. Уже к полудню в городе не существовало никаких цветов, кроме белого с изящными чёрными контурами домов, дорог, фонарных столбов и тонких веток деревьев. Редкими огненными всполохами по Таганрогу то тут, то там загорались кисточки мелкой заиндевевшей рябины и пушистые грудки важных толстых снегирей. Не по-южному суровая, снежная и морозная зима продержалась почти до конца февраля и, судя по всему, очень хотела зацепить своим упрямым характером ещё и часть календарной зимы. Но март решил не сдаваться и передал апрелю уже покрывающиеся светло-изумрудным бархатом степи с острыми носиками пробивающихся крокусов. Цветы вдоволь напились талых вод, благо, в этом году их было в избытке, и теперь очень хотели поскорее раскрыться и понежиться под весенним солнышком. Море шумело, шипело, наливалось тёплой синевой и словно разговаривало с людьми. В апреле, как и положено, открылись аттракционы, и теперь к шелесту волн добавлялись весёлые мелодии качелей и каруселей и детский смех. Женю тянуло в парк развлечений с такой силой, будто она была большим человеческим магнитом. Леонидыч только качал головой, глядя на девушку, которая приходила в гости и долго-долго стояла у карусели с лошадками, глядя то на море, то на деревянного коня, выкрашенного чёрной краской. Если рядом не было посторонних, Женька протягивала руку и касалась сухой деревянной морды. Будто конь был настоящим и доверчиво тыкался носом в ладонь, требуя ласки и угощения. В середине апреля на имя Евгении Васнецовой пришёл почтовый перевод. Получая на почте деньги, Женя поинтересовалась, с какого адреса переводили сумму, но не узнала ни улицы, ни квартиры. Только несколько цифр номера почтового отделения одного из районов Москвы. Воронцов с несвойственной ему педантичностью не стал разводить сантименты, а просто прислал долг. Ближе к лету Женька перестала ходить к карусели: нужно было закончить учебный год хотя бы с минимумом троек, разобраться с работой – девушка никак не могла понять, хочет она остаться на радио, или же нужно со всем этим завязывать… чтобы не бередить раны. Естественно, Васнецова не просидела всю зиму и весну, рыдая в подушку, для этого у неё был слишком сильный и отходчивый характер. Да и особого толку переживать и лить слёзы Женя всё равно не видела… ну влюбилась, ну и что? Со всеми бывает, а если она будет, как та же Маша, страдать месяцами, то не успеет в этой жизни ничего. А успеть хотелось многого: хорошо работать, общаться с интересными людьми, не расстраивать родителей и сестёр, получить, наконец, мастера спорта по спортивной гимнастике… в конце концов, накопить денег и купить крутой велосипед. Или поехать в Москву. От последнего желания Женька отбивалась всеми лапами, но коварная столица взяла моду появляться даже во сне и манить, манить, манить… однажды девушка даже осторожно поделилась своими мыслями с папой и внезапно встретила полнейшее одобрение со стороны родителей. Вдруг оказалось, что Васнецовы уже давно собирались устроить всему семейству грандиозную поездку и показать дочерям знаменитый на весь мир Кремль и Красную площадь. И Арбат. И ещё пару десятков таких же чудесных достопримечательностей. Летняя Москва произвела на девочек огромное впечатление. И даже Женька, которая ещё в самолёте поняла, что не знает о Денисе НИЧЕГО: ни нового номера телефона, ни адреса, ни имён его каких-нибудь столичных знакомых – постаралась отгородиться от мутной горечи, поднявшейся сразу же в сердце, и наслаждалась интересной и приятной поездкой. Пару раз, правда, девушка замечала в толпе московского метро подозрительно знакомую кудрявую макушку, а однажды даже Галина Сергеевна вдруг замерла и проводила взглядом чью-то невысокую фигуру, но… толпа – она на то и толпа, что не оставляет человеку никаких шансов догнать кого-либо. А ещё Женька испугалась. Банально испугалась, что выдумала себе и Дениса, и прошлую осень, и парк, и лошадок, и вкус тёплых губ… Слишком уж это всё теперь казалось далёким, призрачным и ненастоящим. Как сон. Или гипноз. Или замечательная фантазия, чтобы жить не так скучно было. После огромной Москвы Таганрог показался едва ли не хутором на три домика… и всё-таки Женя была рада вернуться домой. Тут мало места, тут всё просто, небогато и несовременно, но… тут родной дом, жизнь и воспоминания. Те самые, которые в Москве так старательно в себе давились, но всё-таки лезли наружу. И были ни разу не фантазией. …когда Ростовскую область резко накрыла золотая осень, Женька как-то очень уж спокойно отметила для себя, что прошёл уже год с начала развития их с Денисом дружбы и отношений… если вообще можно это безобразие назвать отношениями. «Дату» девушка отметила, сходив в подъезд, где располагалась квартира бабушки Воронцова, и немного постояла перед запертой дверью. Потёртая обивка была покрыта слоем пыли… сразу можно было распознать нежилое помещение. И Женьке вдруг стало очень жалко игрушечного кота Матвея, который, наверное, так и сидит до сих пор в кресле, и ждёт, когда же приедет Денис… так же ждёт, как и Женя. А Денис всё не едет и не едет. - Не грусти, Матвей… я рядом… я ещё приду! – прошептала Женя пыльной двери, сморгнула непрошеные слёзы и поспешила уйти. Чтобы буквально на следующий день прийти снова… и ещё, и ещё, и каждый раз смотреть видеть грязь на двери и коврике у порога, и осознавать: нет, квартира пуста. Там никого нет. Не приехал. Не приедет. - Денис не приедет, - покачала головой Женя, когда Леонидыч сказал что-то вроде того, что совсем вот потерялся в Москве их общий друг. Васнецова пришла в парк развлечений, чтобы помочь старому сторожу отключить все аттракционы от питания и укрыть брезентом. Приближалась зима. - С чего это ты взяла, милая? - Я читала, что Москва, если не принимает человека, делает это сразу. Он бы уже вернулся. А раз нет… значит, всё хорошо. И это здорово, правда, Андрей Леонидович? - Конечно, здорово… - лишь покачал головой сторож. – А ты, Жень… Эх, ладно. Держи-ка замок и ключи, будь другом, сходи к карусели своей любимой. Нужно пульт питания запереть, а я пока тут… только ключи не забудь отдать! Васнецова послушно кивнула и пошла через весь парк. Шаги по деревянному настилу гулко отдавались какой-то ноющей болью в виске – слишком всё это было знакомо, слишком предсказуемо, будто сейчас Женька подойдёт к карусели с лошадками… Денис сидел верхом на чёрном Месяце. По-настоящему верхом, будто оседлал живую лошадь и теперь еле удерживает её от того, чтобы пуститься галопом прямо по берегу моря. - Привет, Васнецова. Женька швырнула тяжёлую связку ключей на пол с такой силой, что только доски жалобно скрипнули. Воронцов спрыгнул с карусели, подошёл к девушке и серьёзно заглянул ей в глаза: - Только не начинай снова плакать… - Не дождёшься! - Вот и славно. А я попрощаться приехал. - Ч… что?! – Женя резко отшатнулась, так и не успев протянуть Денису руку. Коснуться впалой бледной щеки было отчего-то безумно страшно. - В армию меня забирают. Помнишь, я рассказывал, что военкомат меня в Таганроге найти не может? – Воронцов весело и совершенно беззаботно фыркнул, - А в Москве вот нашли. Так что… сразу после Нового года отправлюсь. - Мне-то ты это всё зачем рассказываешь? – Женьке самой стало противно, как тонко и жалобно у неё это прозвучало. Денис удивлённо приподнял брови: - То есть ты хочешь сказать, что девушке знать о том, где её парень, вовсе необязательно? – и поднял ладонь, заставляя открывшую было рот Женю замолчать. – Я не о прошедшем годе, Жень, это всё такая ерунда была, что и вспоминать не хочется. Я решил всё переиграть. До праздников я тут живу и работаю, на Новый год мы с тобой едем в Уфу к… маме, она очень хочет с тобой познакомиться, ну, а потом я ухожу служить. А ты, если хочешь, ждёшь меня. - Это нечестно, - пробормотала Женька. – Ты мне и так целый год задолжал… - Значит, буду должен два! Я отдам, ты же знаешь, за мной не заржавеет! – откликнулся Воронцов и всё-таки взял девушку за руку. Его ладонь была твёрдой и тёплой. И очень-очень настоящей. - КОНЕЦ - Спасибо. Люблю.
полная версия страницы